III. Вера и знание
Мы видели путь, каким человек входит в общение с Богом: главное на этом пути – нравственное усовершенствование человека, очищение сердца от страстей. Теперь добавим, что только таким образом человек и может с несомненностью убедиться и в бытии Божием, и в загробной жизни, и в прочих догматах веры. Чем чище будет душа, тем ближе станет к ней Бог, тем яснее будут для нее тайны Царствия. «Душе благочестивой, – говорит о.Иоанн Кронштадтский, – бытие Божие так же очевидно, как собственное бытие, потому что с каждой мыслью, доброй или недоброй, желанием, намерением, словом или делом происходят соответствующие перемены в сердце – спокойствие или беспокойство, радости или скорби, и это вследствие действия на нее Бога духов и всякия плоти, Который отражается в благочестивой душе, как солнце в капле воды; чем чище эта капля, тем лучше, яснее отражение; чем мутнее, тем тусклее, так что в состоянии крайней нечистоты, черноты души, отражение прекращается, и душа остается в состоянии мрака духовного, в состоянии бесчувственности: человек имеет очи и не видит, имеет уши и не слышит»1).
Переходя теперь к выяснению отношений между верой и знанием, установим сначала, что же, собственно, следует разуметь под «верой», ибо вера имеет неодинаковое значение: иногда все дело домостроительства нашего спасения именуется «верой».
Определяемая с точки зрения богопознания вера есть, прежде всего, доверие человеческого ума к Божественной истине, без исследования о ней, на основании свидетельств Священного Писания, Священного Предания и тех чудесных знамений, какие всегда сопровождают истинную веру. Так мы веруем, что мир сотворен Богом в шесть дней и соблюдается он Словом Божиим (2Пет.3:7); веруем, что снова Господь придет на землю судить живых и мертвых; веруем, что будет воздаяние за гробом и жизнь вечная. Под верой, далее, разумеется сердечная уверенность человека в известной религиозной истине без отчетливого еще постижения ее умом; например, не постигая догмата Святой Троицы, мы бываем внутренне уверены, что, действительно, Бог троичен в Лицах, что, действительно, Христос – Сын Божий, сошедший на спасение наше, а Дух Святой – источник нашего освящения и усыновления Богу.
Но все такие убеждения еще нельзя назвать совершенной верой. Вера на высшей ступени своего развития есть видение – видение духом Бога и святых Его, созерцание тайн горнего мира, осязание их духовным чувством. О такой совершенной вере говорит апостол Павел в Послании к Евреям: «вера, – определяет он, – есть обличение вещей невидимых» (Евр.11:1). «Обличение» – от слова «облик», т. е. при наличии истинной веры духовный предмет отчетливо выясняется пред нашим духом, получает облик, становится осязаемым и видимым чрез живое соприкосновение с ним нашего духа.
Следовательно, совершенная вера есть зрение очами сердца духовного мира, ощущение его духовным чувством. В подтверждение своего учения апостол Павел приводит далее и имена тех великих праведников Ветхого Завета, которые имели подобную веру. Таковы были святые патриархи, цари и пророки, «которые верою побеждали царства, творили правду, получали обетования, заграждали уста львов, угашали силу огня, избегали острия меча, укреплялись от немощи, были крепки на войне, прогоняли полки чужих; жены получали умерших своих воскресшими… их не был достоин весь мир» (Евр.11:33–35, 38).
К сожалению, в наш век великого духовного падения и развращения о такой высоте веры небрегут и даже считают ее невозможной, вопреки ясному учению Св.Писания и св.отцов. Приводим по этому поводу замечательные слова великого угодника Божия прп.Серафима Саровского.
«Мы, – говорит он, – почти совсем удалились от истинно-христианской жизни. Как теперь кажутся странными слова Св.Писания, когда Дух Божий устами Моисея говорит: и виде Адам Господа, ходяща в раи, или когда читаем у апостола Павла: идохом во Ахаию, и Дух Божий не иде с нами; обратихомся в Македонию, и Дух Божий иде с нами. Неоднократно и в других местах Св.Писания говорится о явлении Бога человекам.
Вот некоторые и говорят: эти места – непонятны, неужели люди так очевидно могли видеть Бога? А непонятного тут ничего нет. Произошло это непонимание оттого, что мы удалились от простора первоначального христианского ведения и под предлогом просвещения зашли в такую тьму неведения, что нам уже кажется неудопостижимо то, о чем древние до того ясно разумели, что им и в обыкновенных разговорах понятие о явлении Бога между людьми не казалось странным.
Так Иов, когда друзья его укоряли в том, что он хулит Бога, отвечал им: Как это может быть, когда я чувствую дыхание Вседержителево в ноздрех моих? – т. е. как же я могу хулить Бога, когда Дух Святый со мной пребывает. Если бы я хулил Бога, то Дух Святый отступил бы от меня, а вот я и дыхание Его ощущаю в ноздрех моих. Таким точно образом говорится и про Авраама, и про Иакова, что они видели Господа и беседовали с Ним. Моисей видел Бога, и весь народ с ним, когда он сподобился приять от Бога скрижали закона на горе Синае.
Бога и благодать Духа Его Святаго люди не во сне видели, и не в исступлении воображения расстроенного, а истинно, въявь. Очень уж мы стали невнимательны к делу нашего спасения, отчего и многие слова Св.Писания приемлем не в том смысле как бы следовало. А все потому, что не ищем благодати Божией, не допускаем ей по гордости ума нашего вселяться в души наши, и потому не имеем истинного просвещения, от Господа посылаемого в сердца людей, всем сердцем алчущих и жаждущих правды»2).
Итак, истинная вера, начинаясь с простого доверия к истине, с полусознательного, инстинктивного стремления человека к Богу, должна доходить до ясного лицезрения Бога и предметов духовного мира.
Но если человек может Бога и предметы духовного мира тоже как бы видеть и осязать, то есть ли какая разница по степени достоверности в познании видимого мира и невидимого, – короче говоря, есть ли какая разница между верой и знанием, и если нет, то почему все-таки познание видимого мира именуется знанием, т. е. чем-то определенным и непререкаемым, а познание невидимого мира лишь верой, т. е. чем-то только предположительным и неясным? Ответим на эти вопросы и сравним самые процессы познания видимого и невидимого мира.
Процесс познания видимого мира состоит из двух моментов: во-первых, из деятельности наших чувств: зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания, получающих впечатления от предметов, и, во-вторых, из деятельности рассудка, или мыслительной силы, на основании впечатлений рассуждающей о предметах. Если бы не было у нас органов чувств, мы почти ничего не знали бы о мире или знали о нем только гадательно, потому что рассудок наш непосредственно не обращен к предметам и впечатления от них воспринимает только через чувства. Впечатления эти суть как бы живые, но и единственные голоса о свойствах и качествах предметов; рассудок их лишь разбирает, соединяет сродное и отделяет несродное, составляет понятия о предметах, узнает законы их существования и т.д. Так совершается процесс познания видимого мира. Чем больше у человека впечатлений от предметов, тем обстоятельнее и полнее его познание.
Подобным образом происходит и религиозное познание. Невидимый, или духовный мир, тоже действует на внутренний орган ощущения в душе, на чувство, или чувствующую силу души, при условии ее жизнедеятельности и здравого состояния. Духовный предмет бывает тогда и видим, и осязаем в сердце. Полученные чувством духовные впечатления опять собирает рассудок: по ним он составляет понятие о духовных предметах, определяет законы духовной жизни – и в результате получается опытное религиозное познание; следовательно, и тут главный момент – деятельность чувства (сердца, или чувствующей силы души), а рассудок действует после.
Таким образом, сходство в познании видимого и невидимого мира получается полным. Как деятельность внешних чувств – зрения, слуха, обоняния и других состоит в восприятии и переживании впечатлений от предметов видимого мира, так деятельность духа и, главным образом, чувствующей силы души состоит в восприятии впечатлений от мира высшего, невидимого. Как то познание, какое мы получаем путем внешних чувств, не есть рассудочное, а непосредственное, прямое, – так и познание духа есть непосредственное, живое. Предметы духовные, соприкасаясь с нашим духом в его чувствующей силе, так же отпечатлеваются на нем, как видимые предметы отпечатлеваются, например, в нашем глазе. Только необходимо, чтобы дух наш был здрав и наше духовное око не было покрыто греховной тьмой – иначе оно не увидит Бога, хотя для других Он и видим будет; так больные глазами и слепые не видят солнечного света, хотя для зрячих он и существует.
Но если образ познания видимого и высшего, невидимого, мира совершенно одинаков, то чем же, как мы говорили, объяснить различие нашей уверенности в бытии того и другого мира – настолько большое, что познание видимого мира мы называем знанием, т. е. чем-то точным и несомненным, а познание невидимого – верой; иначе говоря, в чем различие между верой и знанием?
Различие, во всяком случае, не качественное, ибо и вера, подобно телесным органам, приводит к духовному видению и осязанию предмета – следовательно, приводит к опытному познанию того мира, а не к гаданиям о нем, – и есть такая же несомненная уверенность в бытии и свойствах предметов того мира, какую мы имеем в отношении предметов видимого мира. Ведь и в их бытие, и в формы существования мы тоже сначала, на заре нашей жизни, только смутно верим, не имея о них ясного и определенного представления, тем более познания. Если же эта вера в бытие видимого мира, развиваясь, становится знанием, т. е. чем-то несомненным и твердым, то это происходит, во-первых, оттого, что мы находимся в постоянном общении с этим миром; во-вторых, оттого, что любим этот мир и свою жизнь связываем с его жизнью. Наши мысль, чувство и воля тысячами нитей связаны с его предметами, от них мы воспринимаем такую массу живых и сильных впечатлений, что уверенность наша в бытии мира делается в высшей степени твердой, а сами предметы его кажутся нам несомненными, и в той именно форме, в какой мы воспринимаем их чрез наши чувства.
Впрочем, при всяком опытном познании имеет место и вера, в смысле доверия к показаниям чувств. Своим чувствам и тому, что они показывают, человек должен верить, – иначе у него не будет никакого познания, так как ум без деятельности чувств ничего не скажет о мире. Разум наш может проверять свои наблюдения и верность своих заключений, но подвергать сомнениям показания чувств не имеет права да и возможности.
Но, несомненно, такой твердой веры в бытие видимого мира у нас не было бы, если бы мы не находились с ним в таком постоянном и любовном общении. Так ребенок многое забывает из того, что было с ним в детстве, многое кажется ему впоследствии происходившим как бы во сне и не с ним; и это оттого, что ребенок в молодые годы не имеет еще прочных связей с миром; живет он обычно замкнуто, своим внутренним миром, видимые предметы и явления действуют на него отрывочно и еще не вызывают в его душе сильной любви к себе. Лишь с возрастом связи его с миром крепнут, рельефнее вырисовывается тогда пред сознанием ребенка окружающая его обстановка, и он начинает ее замечать, запоминать и познавать.
С другой стороны, как мы твердо уверены в бытии видимого мира, так же твердо святые были уверены в бытии и свойствах мира невидимого; и это опять оттого, что они любили тот мир так, как мы любим этот мир, были в постоянном с ним общении: они и дышали молитвой, этим небесным воздухом, и питались Телом и Кровью Христовой, этим небесным брашном и питием, и духовная атмосфера, в которой они жили, делала их еще на земле «небесными человеками» и «земными ангелами». Поэтому тот мир они знали больше, чем этот мир, деятельность Божию и жизнь святых знали лучше, чем дела и подвиги великих людей. Чрез постоянное общение с той действительностью она становилась для них такой же несомненной, как несомненна для нас эта действительность, и вера в тот мир была для них таким же точным знанием, как наша уверенность в бытии этого мира.
Разверните писания святых апостолов – вы всюду увидите, что они не только верили, но и знали тот мир. Мы знаем, что когда земной наш дом разрушится, «мы имеем от Бога жилище на небесах» (2Кор.5:1)… мы знаем, что перешли от смерти к жизни (1Ин.3:14), – писали апостолы христианам. «Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную Мене есть» (Пс.15:8), – восторженно восклицал Псалмопевец Давид.
Правда, в одном месте апостол Павел замечает, что мы ныне разумеем отчасти, тогда же увидим лицем к лицу (1Кор.13:12), но это справедливо и в отношении познания видимого мира; и здесь область узнанного не так велика при сравнении с областью еще неизвестного: завершение всякого знания, конечно, будет на небе. Но и то духовное знание, какого достигает праведный человек на земле, достигается не одними усилиями его духа, ибо силы человека после грехопадения в поврежденном состоянии, а с помощью благодати Св.Духа; только благодать обновляет эти силы, отверзает двери неба и вводит человека в общение с тем миром. И вы помазание имате от Святаго и весте вся (1Ин.2:27), – писал христианам апостол Иоанн Богослов. Но и благодать действует не иначе, как при всемерных усилиях со стороны самого человека, при его старании и усердии.
Теперь можно видеть, при каких условиях по примеру нашего земного знания и религиозная вера будет возрастать и укрепляться, приобретать достоверность знания. Условия эти будут те же, что и для земного знания.
Мы уже говорили: человек потому знает этот мир, что 1) сделал его постоянным предметом своих наблюдений, стремлений и желаний, связал себя с ним тысячами нитей и что 2)полюбил его большой и исключительной любовью, стал жить его жизнью.
Для приобретения твердой, ясно видящей веры в загробный мир нужно в отношении своих привязанностей поступить обратно, а именно: свое сердце и волю направить к горнему миру, полюбить дело спасения и святой идеал высокой загробной жизни в общении с Богом и святыми, и всем своим существом, а не мыслью только устремиться в тот мир, и благодатью Божией войти в него духом. Тогда с такой же непререкаемой очевидностью станет для нас видным и тот мир.
Но для этого нужно отринуть этот мир и живущий в нем грех и возлюбить Бога всем сердцем, ибо служить добру и злу, работать двум господам человек не может(Мф.6:24). Поэтому и заповедано христианам «не любить мира, ни того, что в мире»(1Ин.2:15) – тут разумеется, конечно, греховная и пристрастная любовь к миру с забвением Бога, или любовь к мирскому греху; – заповедано далее возлюбить Бога всем сердцем, всею душою, всем разумением (Мф.22:37); это, действительно, первая и наибольшая заповедь. В этом же смысле сказано, что Бог «любит до ревности» и открывается тем, кто любит Его. «Кто любит Меня, – говорил Христос, – тот возлюблен будет Отцем Моим, и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин.14:21).
Вот это и понятно: ведь и земные предметы обстоятельно узнать можно только при любви к ним, при любовном и старательном исследовании их и опыте. Кто знает поэзию, живопись, музыку и разные искусства? Только те, кто склонил к ним свое сердце, полюбил их. Тем более это справедливо по отношению к живым существам. Кто знает должным образом человека? Только друг его, полюбивший его, постоянно находящийся с ним в общении, ставший вторым его «я».
Полюбить тот мир так, как мы любим этот, и быть с ним в постоянном общении – вот главное условие для возрастания нашей веры и превращения ее в знание. Из евангельской истории мы знаем, что все, кто приходил ко Христу, оставляли суетную мирскую жизнь. Апостолы, возлюбившие Христа и Бога всем сердцем, оставили даже кров и близких, зато и покорили вере всю вселенную. В той или другой степени оставляют мирское все души, желающие искренно работать Богу.
Раз твердая вера возможна лишь при любви человека к Богу и охлаждении его к миру, при борьбе человека со своими страстями, то, очевидно, несоблюдение какого-либо из этих условий создает благоприятную почву для зарождения и развития неверия; следовательно, неверие будет развиваться: при охлаждении человека к добру и к Богу, при отсутствии общения с тем миром и, наконец, при пленении сердца страстями и мирской жизнью. «Всякий, делающий злое, – по слову Христа, – ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы» (Ин.3:20).
Интересно, что при отсутствии частого общения и с этим миром, особенно при притуплении впечатлительности и восприимчивости внешних чувств, у человека может развиться сомнение и как бы неверие в предметы и этого мира, может развиться неверие в самый видимый мир. Известны, например, душевные болезни, которые сопровождаются манией «сомнения». Таковы ипохондрия и меланхолия. Страдающие ими больные, будучи не в силах отделаться от навязчивых идей, совершенно замыкаются в себе, становятся равнодушными к окружающим и как бы порывают связи с миром; от этого и развивается в них чувство сомнения.
«В наиболее тяжелых случаях, – говорит проф.Соколов, – больной утрачивает почти всякое чувство реальности и становится не способным верить в самые очевидные вещи. Не только прошедшее и будущее, но даже настоящее представляется им без всякой уверенности и возбуждает в его уме тысячи мучительных сомнений. Вся окружающая жизнь проходит перед ним как непонятное сновидение; весь мир кажется ему, по выражению одного больного, каким-то призраком, какой-то гигантской галлюцинацией.
«Я вижу, слышу, чувствую, – говорит один меланхолик, – но предметы не достигают до меня, я не могу воспринять ощущения, будто какая-то стена отделяет меня от внешнего мира».
«Я хорошо слышу, что мне говорят, – жалуется другая больная, – но что-то такое мне мешает, я никак не могу поверить в то, что мне рассказывают: все, что говорят, мне кажется смутным, все это не должно быть правдой». Присутствуя на одном из маленьких концертов, устраиваемых в госпитале для развлечения больных, она тоскливо спрашивает: «Правда ли все это? Музыка, эти танцующие люди – это не кажется правдой, это, должно быть, во сне»3).
Приведенные факты в высшей степени красноречивы. Как похоже неверие этих больных в видимый мир на состояние неверия других больных в загробный мир! И неверующие в Бога тоже слышат о том мире, видят совершающиеся чудеса и знамения, но не веруют: тоже какая-то стена отделяет их от того мира, и они, при всем сознании, не воспринимают от него впечатлений. У душевнобольных неверие – от нарушенной психики и недостатка общения с этим миром, а у этих больных – от нарушенной духовной жизни и тоже – отсутствия общения с тем миром. Духовная же жизнь нарушается грехом, грех есть душевный яд, разрушающий всю духовную природу человека; недаром для спасения человека и потребовалась такая величайшая жертва, как воплощение и страдание Сына Божия.
Итак, и религиозная вера может быть знанием и должна им быть – должна доходить до видения, до ясного лицезрения Бога и высшего мира. Аналогия между знанием земным, обычным, и знанием религиозным – полная.
1) Дневник, с.73, изд. Рус.Паломника, 1903г.
2) С.Нилус. «Великое в малом», с.184–185, изд.1905г.
3) Проф. П.Соколов. «Вера (психологический этюд)». Журнал «Вопросы философии и психологии», кн.63, с.1163.